После Фукусимы: как у всех

После Фукусимы: как у всех 

Яницкий Олег

«Как у всех» означает: у всех тех, кто включен в капиталистическую мир-систему. Чего только не писали о специфике отношения японцев к случившейся катастрофе: что угроза природные катаклизмы есть часть их исторического сознания и современного мировоспиятия, что они внутренне и организационно подготовлены к критическим ситуациям, а когда они случаются, держатся всегда спокойно и с достоинством, что о пострадавших повсеместно заботятся и т.д.

Однако, чем дальше от «черных дней» катастрофы, тем яснее становится, что вся пост-катастрофная активность осуществлялась японским капиталом и в его интересах, хотя сегодня уже ясно, что катастрофа такого масштаба затронула всех и каждого.

Информация запаздывала, была неполной или вовсе скрывалась; власть предержащие говорили, что «все под контролем», хотя МАГАТЭ утверждала, что оно давно предупреждало японское правительство о недостаточной защищенности АЭС страны; далеко не все переселенцы устроены, на разборке завалов, впрочем, как и до катастрофы, заняты наемники из числе наименее обеспеченных; в результате японцы теряют доверие к правительству и впадают в уныние; в Токио прошли многотысячные акции протеста против атомной энергетики и т.д.

Главное, что политики и эксперты утверждали, что Фукусима – это «случай», локальный технологический слом, порождение природной аномалии, тогда как по прошествии более трех месяцев выясняется, что это – глобальный политический и социальный процесс, имеющий глубокие корни в японской культуре.

Тем не менее, главный фрейм японского капитализма второй половины XIX века можно, как ни странно, выразить фразой из «Марша энтузиастов» советских времен: «Нам нет преград ни в море, ни на суше, нам не страшны ни льды, ни облака…!». Съел капиталистический способ производства традиции этого народа, хотя культурная оболочка остается – национальная по форме, но интернациональная по содержанию. Очевидно, что в Японии никто не  понес должного наказания за бедствия народа, не сделал себе харакири. Можно сделать вывод, что современный технократический капитализм – нечто вроде Бога, неподвластный человеку дух, особая субстанция. Капитализм вездесущ, неуловим, ему нельзя предъявлять претензии, можно лишь каяться в собственных грехах, хоронить мертвых и зализывать раны оставшимся в живых. Фукусима и все, что случилось после трагедии, – еще одно подтверждение тому, что капитализм как нравственная система калечит души всех, но в первую очередь – власть предержащих.

Наконец, самое главное, касающееся нас социологов, непосредственно: как и везде в капиталистической системе, наиболее правдивая информация и оценка пост-катастрофного процесса – это инсайдерская информация. Взгляд изнутри и снизу, который доступен только представителям гражданского общества. Можно сколько угодно проводить массовые опросы, но взгляд рефлексирующих наблюдателей из разных точек страны представляется самым достоверным и потому особо ценным для нас.

Одним из таких инсайдеров является Юрий Окамото, русский, живущий в Японии уже 17 лет. Для социолога оценки и прогнозы таких лиц весьма ценны, потому что с одной стороны, он – инсайдер, способный оценить катастрофу в контексте истории и социальной жизни страны, а с другой – дистанцированный наблюдатель из среды гражданского общества, могущий рассуждать именно как независимый эксперт (citizen-turned-expert). Вот лишь некоторые его выводы и оценки:

1. «…любое решение в Японии принимается, во-первых, коллективно, с опросом заинтересованных лиц, особенно в высших инстанциях, а во-вторых, на основании прецедентов. На этот раз прецедента не было, а обмен мнениями занял слишком много времени, отчего меры следовали половинчатые и запоздалые. И в этом суть современной японской системы управления – она работает совершенно так же, как столетиями работала японская деревня… Все решалось на основании долгих разговоров всех жителей и обсуждения мер, помогавших в подобных случаях в прошлом. На уровне деревни такая система функционировала вполне достойно. На уровне страны или крупной компании она работает несколько хуже» (подчеркнуто мною – О.Ян.).

2. «…пошатнулся очень важный для большинства японцев миф: миф об успешном продвинутом государстве, одним из главных атрибутов которого была ядерная энергетика. Выяснилось, что жителям бедных деревень, где возводили АЭС, платились довольно высокие (нередко по полмиллиона долларов) компенсации. При этом многие станции <строились> возле так называемых хисабэцу бураку – деревень японских неприкасаемых, которых, несмотря на новые демократические законы, все еще воспринимают как людей второго сорта. Причем как раз они часто и шли работать на АЭС».

3. «…японское единодушие основано по большей части не на индивидуальных качествах – чести и патриотизме, оно зиждется на осознании, что на тебя всегда смотрят. Глаза людей в транспорте, глаза соседей, глаза коллег. Ты всегда ответствен за все, что ты делаешь, и каждый твой поступок будет проанализирован и оценен. В былое время это называлось сэкэнтэй – «твое тело в миру»…Сейчас, когда люди в городах живут все более обособленно, а масштаб общества несоизмеримо вырос, примерно то же самое достигается понятием дзёсики – неким усредненным обывательским знанием о мире, обществе, приличиях и манерах, которое вырабатывается более или менее коллективно в СМИ, в органах самоуправления (там, где таковые еще остались) и в интернете…Именно через интернет насаждается так называемое дзисюку – добровольное самоограничение, отказ от вольностей и демонстрация скромности перед лицом национальной трагедии».

4. «Наличие дзёсики становится фундаментом, на котором, как кажется самим японцам, и стоит их демократия. Оно работает вместо привычных деревенских собраний, вместо обсуждений прецедентов – оно заменяет собой глас народа, оставляя при этом каждого индивидуума без голоса. И в этом смысле японская демократия абсолютна – народ полностью подминает под себя самого себя».

5. «Большинство японцев пока еще не видит страдальцев – те еще не переехали в другие города и села, где муниципалитеты будут выделять им пособия на проживание и хлопотать, чтобы их первыми взяли на работу – в обход местных, среди которых и так безработица зашкаливает. Они еще не стали неудобными чужаками, людьми, о которых никто ничего не знает, да еще и говорящими на странно звучащем диалекте северо-востока страны, малопонятном для японцев даже из близкого оттуда Токио. Сейчас остракизму подвергаются те, кто не сострадает. Но совершенно такой же остракизм ждет и беженцев из Фукусимы или Иватэ, просто потому, что они иные. Люди сострадают потому, что сострадают все вокруг них. Потому, что сейчас сострадание – абстрактный общий знаменатель. Одно дело сострадать издалека, не видя объекта сострадания. Или когда ты едешь ненадолго волонтером одарить несчастных чужих. И совсем другое, когда те же самые чужие оказываются в твоем доме».

6. «Японское общество, как никакое другое, способно спрятать недовольных, спрятать иных, спрятать слабых. Это доказывает растущее число (счет идет на сотни тысяч) так называемых хикикомори – людей, которые живут на деньги родителей, практически не выходя из дома, предпочитая узким социальным рамкам острую социальную самоизоляцию. Или почти всеобщая готовность гордо сказать, что Япония – страна японцев, игнорируя постоянно живущих в стране иностранцев».

Я выбрал лишь несколько суждений Ю. Окамото из журнала «Сноб» [режим доступа: http://www.snob.ru/magazine/entry/36695]. Кто хочет узнать подробнее читайте блог Ю. Окамото и других блоггеров из числа волонтеров, японских и иных.