Почему я молчу?... Почему я молчу?... Меня всё время спрашивают, почему я, как полагают некоторые, «специалист по социальным движениям», ничего не пишу о ситуации на Украине? Не пишу, потому что не имею информации из первых рук. А довольствоваться только разноречивыми репортажами журналистов «с места событий» и, тем более, результатами массовых опросов, я не могу. Поэтому ниже предлагаю читателю только крохи информации, извлеченные из собственной памяти. Осенью 1962 г. я ходил по Карпатам с группой диких московских туристов. Уже на обратном пути (по дороге к Львову) нас застал сильный ливень. Несколько человек прошли вперед, а мы (двое) сразу остановились и разбили палатку. Утром, когда дождь кончился, я выглянул из палатки и увидел около неё двух вооруженных людей. Один спросил, откуда мы. Я ответил и, в свою очередь спросил: А вы кто?». – «Мы лесники», был ответ. Эти двое постояли около нас в раздумье несколько минут и потом снова ушли в лес. Тогда я ничего не подумал, и только уже по дороге в Москву в памяти всплыли две детали, которые заставили меня усомниться, что это были действительно лесники. Первое, это то, что они были небриты (но и без ухоженных бород) и одеты неопрятно. Второе, что ружья они держали на плече дулом вверх, а не вниз, как чаще всего это делают лесники. Следующий раз я попал в Западную Украину через 10 лет в качестве сопровождающего акад. М.Б. Митина, известного адвоката сталинизма. М.Б был сам родом из Житомира и, видимо, не раз совершал такие вояжи с сопровождающими лицами в родные места. Я никогда в роли портфеленосца не выступал, но в тот раз меня очень просили хорошо знакомые мне люди подменить внезапно заболевшего сопровождающего, и я согласился. Тем более что делать ничего не надо было, а посмотреть Тернополь и другие места Прикарпатья было интересно. После официальной части (ряда встреч академика с местным партийным руководством), была поездка в монастырь. Это был монастырь особенный: он был вырыт, высечен (в прямом смысле) в горе. Вот тут я понял, что эти горы могли служить неприступной крепостью, где можно было скрываться годами. Третий случай был в 2003 г., когда вдруг в Москве объявился наш дальний (очень дальний) родственник из Калифорнии, Петр Яницкий, о котором я никогда раньше не слышал. Он побывал у нас, а потом поехал на Украину. Это был его прощальный визит в Россию, через год его не стало. Как оказалось, он поехал на Украину не просто так. Их маленький городок Дэвис в Калифорнии, населённый почти сплошь русскими и украинцами, был побратимом города Умань, что в Черкасской области Украины. У жителей этих двух городков сложились тесные родственные, культурные и иные связи. Петр не раз говорил, что он сам «западенец», что он – за «самостийную Украину» и т.п. Сейчас я вспомнил об этом потому, что понял: у Западной Украины в США уже много лет есть сильная поддержка со стороны американских русско-украинских диаспор. Остается добавить, что мои прадед, дед и бабушка родом с Украины, отец и мать из Киева, а я сам первый раз попал в Киев в июне 1941 г., за несколько дней до начала Отечественной войны. Потом бывал там многократно вплоть до 1997 г. И всегда встречал радушное сердечное отношение в самых разных местах и сообществах. Все те годы Киев был городом, в котором русские, украинцы и евреи не только мирно сосуществовали, но и помогали друг другу. Значит ли это, что срок в 20 лет достаточен, чтобы этот интернациональный город превратился в средоточие «западенства» в худшем смысле этого слова? Впрочем, чему удивляться: Париж сегодня и 20 лет назад – это тоже разные города. Яницкий О.Н. 15/04/2014