Anikin V. (2017) The New Russia? Yes. Comment on Recent Findings From «Is New Russia New?». Mir Rossii, vol. 26, no 4, pp. 51–70. DOI: 10.17323/1811-038X-2017-26-4-51-70 DOI: 10.17323/1811-038X-2017-26-4-51-70.

---

Anikin V. (2017) The New Russia? Yes. Comment on Recent Findings From «Is New Russia New?». Mir Rossii, vol. 26, no 4, pp. 51–70. DOI: 10.17323/1811-038X-2017-26-4-51-70 DOI: 10.17323/1811-038X-2017-26-4-51-70.

Настоящая статья затрагивает ключевые вопросы коллективной монографии «Нова ли нова Россия?» [Шкаратан, Ястребов 2016].

Автор статьи признает уникальность и своевременность такой постановки вопроса и склоняется к позитивному ответу на него. Прошло 30 лет после начала перестройки. Куда пришла Россия? Удалось ли России достичь поставленных целей изменений или их вовсе не существовало?

Логика статьи выстраивается вокруг обсуждения ключевых выводов коллег, которые, по мнению автора статьи, можно изложить в виде шести тезисов: 1) недавняя социокультурная и экономическая динамика России характеризуется скорее трансформационными процессами, и транзитивный взгляд на них менее состоятелен; 2) Россия не является Европой, равно как и не является Азией, однако объединяет черты и того, и другого, представляя собой уникальную цивилизацию, и следовательно должна изучаться исходя из этого посыла; 3) в современной России сложился дуализм социальной структуры, который проявляет себя в одновременном существовании рыночных (или псевдорыночных) отношений и основанных на них неравенств наряду с этакратическими и сословно-слоевыми формами социальной стратификации; 4) все это обязывает авторов рассматриваемой монографии поддержать гипотезу о «колее», по которой катится Россия, находящаяся в зависимости от исторического пути развития; 5) обратная сторона медали заключается в том, что Россия развивает агрессивные формы рыночных отношений, следствием чего становится неудовлетворительным уровень человеческого развития, который едва достиг доперестроечных показателей; 6) как следствие, современная Россия испытывает негативные последствие агрессивных рыночных реформ и глобальных рисков неолиберализма и социального отчуждения, которые на них наслаиваются.

В полемике с этими тезисами автор статьи развивает следующие аргументы: 1. Понимание сегодняшних изменений в современной России невозможно без оценки будущих перспектив экономического и социального развития, которые так или иначе связаны с вызовами постиндустриального развития. Современная Россия стоит перед задачей перехода 2.0, которая предполагает постановку новой цели для большинства переходных обществ, – не просто достичь фазы постиндустриального развития (завершив в случае России «буксующий» переход предыдущей стадии), но и эффективно интегрироваться в информационную экономику посредством капитализации передовых технологических разработок, интеллектуальной собственности и уникальных компетенций. Эта задача требует разработки теории перехода 2.0 и более тщательного изучения опыта азиатских стран, осуществивших успешный переход к новой социально-экономической реальности. 2. Подобные задачи возвращают нас к вопросу о том, кто мы есть, и насколько уникальны процессы, происходящие в России. Второй тезис данной работы состоит в том, что уникальный путь России – в построении демократической державы, интегрированной в европейский цивилизационный пояс. Основываясь на кризисных эмпирических оценках, автор статьи приходит к мысли о том, что этакратическая модель ценностно-нормативной системы, ренессанс которой наблюдается в последние годы в России, способствует установлению солидарности в обществе и обеспечению его гармоничного развития в условиях экономических шоков и внешнеполитической турбулентности. При этом державный характер национальной идентичности россиян не только не имеет ничего общего с принципами тоталитаризма и азиатского деспотизма, но даже противоречит им, основываясь на ценностях индивидуализма, равенства всех перед законом и вселенской справедливости. Таким образом, «цивилизационная колея» этакратии скорее является не проклятием России, а ее коридором возможностей для осуществления солидарности в обществе и мобилизации творческих ресурсов микросоциума с целью решения глобальных задач. 3. Несмотря на то, что на словах россияне отрицают все европейское, в вопросе макроидентичности они ассоциируют свои ценности с ценностями, близкими к европейским, – «люди своей профессии», которые «имеют схожие увлечения и взгляды на жизнь». Это является базисом ценностно-нормативной интеграции России и Европы, к которой наша страна оказывается ближе, чем к «великим» азиатским народам. Многое в этом направлении будет зависеть от действий национальной элиты, которая пока только изучает опыт технологической модернизации Азии. 4. Социальная структура России имеет глубокую доходную дифференциацию, которой не было в советские годы. Помимо прочего, данные многолетних исследований, в том числе выполненных в период финансово-экономического кризиса 2014–2016 гг., показывают, что в современной России уже в целом сложился средний класс, наблюдаются очертания низшего класса и андеркласса. Элементы этакратической системы стратификации наблюдаются лишь по отношению к тем редким слоям населения, которые имеют доступ к дефицитному властному капиталу, не затрагивая массовые слои населения. Отечественная социология по-прежнему испытывает дефицит исследований по проблематике рабочего класса. Отчасти этот пробел решен в рассматриваемой монографии в главе, посвященной проблеме прекариата в современной России, ключевым фактором которой являются ограничения в накоплении социального и культурного капиталов. Прекаризация труда и его включение в зону родовой рабочей силы становятся новой ловушкой («колеей») перехода 2.0, сопровождающего страны на пути постиндустриального развития. 5. Авторы выявили, что формальные уровни образования уже не являются тем фактором, который способен решить проблему прекаризации. Несмотря на выводы авторов монографии, последние данные говорят о том, что Россия достигла более высоких показателей человеческого развития, чем в советское время. Однако цена этого достижения – избыточность высшего образования и его неизбежная девальвация. Более того, качество человеческого развития остается по-прежнему на низком уровне, прежде всего, в связи с замедлением темпов роста доходов и крайне низкими показателями (для индустриально развитых стран) в области здравоохранения. Россия по-прежнему не преодолела эпидемиологический переход, что сказывается на высоких показателях смертности от внешних причин и инфекционных заболеваний. 6. Главным риском (и «колеей») новой России является кризисный характер властных отношений, проявляемый в отказе в отчуждении власти от народа. Кризис власти представляет собой наибольшую опасность именно в обществах с этакратической моделью национального самосознания. Отчуждение верховной власти от народа в условиях, когда общество делегирует этой власти полномочия по осуществлению модернизации и легитимирует примат макросоциальных интересов над индивидуальными, может порождать дестабилизацию и раскол социетального целого. В России отчуждение власти от народа на протяжении 30 лет последовательно принимает форму неолиберальной политики, которая лишает население защиты от «невидимой руки рынка» и тем самым блокирует структурные реформы и перспективы России на успешный переход к постиндустриальному этапу развития.