Демодернизация Европы: комментарий О.Н. Яницкого к докладу проф. Пал Тамаша

Демодернизация Европы: комментарий О.Н. Яницкого к докладу проф. Пал Тамаша, Венгрия, на теоретическом семинаре в Институте социологии РАН 05 октября 2011 г.

Прежде всего, я хотел бы поблагодарить проф. Пал Тамаша за его доклад, который, по моему мнению, уже не в первый раз делает честь нашему Институту, отодвигая нас от опасной черты провинциализации. В отличие от многие своих выдающихся европейских коллег, которые уже много лет делают вид, что России просто не существует, проф. Тамаш не только знает Россию, но и рассматривает ее динамику в глобальном контексте. Наконец, для меня тема его доклада особенно важна, потому что я работал в Европе в 1970-80-е гг., то есть в период расцвета евроинтеграции.

Вот резюме основных идей доклада П. Тамаша (так, как я их уловил на слух):

1. В начале 1990-х гг. политологи наивно полагали, что процесс демократизации имеет «линейный» характер (и если в каких-то странах демократия не доросла до европейского образца, то в этом виноваты какие-то «плохие люди», принимавшие неверные решения). Эта идея не оправдалась.

2. Распад социалистической системы не ведет к образованию «хороших» (то есть демократических) социальных систем. Большинство стран застряли на уровне «гибридных» систем.

3. Происходящая сегодня в мире де-демократизация не есть возврат назад, к старым авторитарным системам. Этот процесс «решает» современные задачи.

4. Классики (Robert Dahl, Seymour Lipset) ошибались, полагая, что индустриализация рано или поздно приведет к демократизации общества. Рост экономики, как  показала Латинская Америка, не ведет автоматически к демократизации.

5. Сегодня не демократизация, а бюрократический авторитаризм решает вопросы интеграции общества.

6. Социальное пространство дезинтегрировано: транснациональные корпорации сильнее государства, мегаполисы живут отдельной жизнью от остальной страны; демократические средства мобилизации не работают, а без мобилизации нет и модернизации. В целом – это состояние полураспада существующих обществ.

7. Нерешенные задачи на постсоветском пространстве: нарастающий разрыв между богатыми и бедными; этнические и расовые конфликты; правящий класс не смог интегрировать в себя новый knowledge class, поэтому вымывание образованной прослойки продолжается (только из Польши эмигрировало 2 млн. образованных); произошла крестьянизация больших городов – докладчик назвал их «сиротами» вдвойне: новые горожане не впитали истории этих городов и не знают, что делается в соседних городах.

8. В Центральной Европе к власти вернулись популисты (классический образец – режим Саакашвили).

9. Главный вывод доклада: на постсоветском пространстве сформировался союз авторитарной власти, бюрократии и популистов. Телевидение анастезирует (наркотизирует) общество, полиция больше не нужна.

Теперь мой комментарий – но уже не столько к докладу, с основными положениями которого я вполне согласен, а к идеям, лежащим в основе Европейского Союза (ЕС), и их реализации на практике, которых проф. П. Тамаш почти не касался. В отличие от моего венгерского коллеги, я сделаю акцент на тенденции демодернизации ЕС и постсоветского пространства.

Вернусь на четыре года назад, когда ЕС широко и помпезно отмечал 50-летие своего существования. Я обращаю внимание моих коллег-социологов на книжку Fraser M., ed. European Union: The Next Fifty Years. 50+Top Thinkers Set out Their Ideas for Europe. London: Financial Times Business. 2007. Изданную не кем-то, а Financial Times Business!

Всего за год до начала мирового финансового кризиса все эти Top Thinkers были просто полны от распирающего их грудь энтузиазма. Эдакий европейский вариант известной советской песни «Все выше, и выше, и выше…!». А если не полениться и почитать еще другие книжки, то это было просто «планов громадье»: тут тебе и вся, исключительно «социальная Европа», и Большое Причерноморье, и вот-вот наши (то есть их Кавказ, Белоруссия, Украина) и т.д. и т.п.

Особенно странно, что весь это политический парад шел на фоне предупреждений И. Валлерстайна и других серьезных социологов о грядущем кризисе. Да и Н. Кондратьева с И. Пригожиным перечитать было бы не лишнее. Но в число Top Thinkers’ов социологов почему-то не взяли. То ли потому, что им сказать было нечего, то ли потому, что в Брюсселе их уже держат за людей второго сорта. Ведь все в этой книжке прокричали «Ура!» – и политики, и бюрократы, и IT-ишники, и кинорежиссеры. А вот социологов среди более полутораста статей и интервью почему-то не оказалось.

Правда, некоторые тревожные сигналы все же были. З.Бауман предупреждал, что идет война за пространство двух категорий людей: свободно перемещающихся и привязанных намертво к месту. Как выяснилось позже, демодернизаторами были не только «привязанные к месту», но и «свободно перемещающиеся», причем большинство из последних состояло не из инноваторов, а из потребителей.

Не менее удивительным был отход Э. Гидденса от концепции «Социальной Европы», которую он несколько лет развивал с молодыми коллегами, когда он вдруг резко свернул в сторону идеи «антикарбонного общества». Маргарет Арчер, хотя и post factum назвала «молчание социологов» фактором экономического кризиса. По ее мнению, социология пропагандировала индивидуализм как образец человеческой деятельности. Этот образец был не пригоден для создания философии, способной противостоять неограниченной экспансии финансового рынка. М. Арчер подчеркивала, что европейские социологи не смогли концептуализировать реальную гражданскую экономику и тем самым предложить модель «здорового гражданского общества».

Но все же, почему я говорю о демодернизация Европы?

• Во-первых, очевидно, что «Боливару не снести двоих». То есть мощи коренной Европы (Германия – ее центр) явно недостаточно, чтобы удержать висящие на ней два десятка стран, которые не только не модернизируются, но просто разваливаются. И еще сотни тысяч, хотящих пользоваться европейскими благами. Не напоминает ли это Вам, уважаемые коллеги, одну страну, где доноров меньше десятка, а ртов больше пятидесяти?
• Во-вторых, (тоже что-то напоминает), так это стремление жить по-английски, а работать – по-гречески, по-итальянски и т.п.?
• В-третьих, вместо того, чтобы модернизировать свои страны, молодое поколение из Латвии, Польши, Эстонии и других новых членов ЕС, ринулось в Брюссель занимать теплые местечки в рядах евробюрократии. Кто не успел, тот пополнил ряды строителей и сервис-класса в Германии и скандинавских странах. Что уже совсем по-нашенски, по-московски.
• В-четвертых, все формы местного самоуправления в ЕС, начиная от местных сообществ и кончая Советом Большого Лондона, или бюрократизируются или просто отменяются. Опять же параллель, не нуждающаяся в комментариях.
• В-пятых, модернизация в Европе редко начиналась сверху. Обычно ее носителями были гражданские инициативы (grassroots) и общественные движения. Европа 1960-90-х гг. была полна ими. Сегодня большинство их них превратились в рутинные НКО, выполняющие очередной проект. Тоже похоже.
• В-шестых, внутренний распад. От своих стран хотят отделиться как модернизирующиеся их части (например, Каталония в Испании), так и стремящиеся сохранить традиционный уклад (Ирландия, Исландия). Опять хорошо знакомая нам ситуация.
• Отсюда, в-седьмых: страх перед «эффектом домино», то есть перед угрозой распада ЕС, подавляется по примеру заокеанского брата накачкой экономики «пустыми бумажками». Не напоминает ли это вам историю борьбы с кризисом, например, на Автовазе или в другой, «отдельно взятой стране»?
• В-восьмых, есть еще и демодернизация моральная, когда «новые европейцы», сознают, что банковская система ЕС – это сетевое «государство в государстве», живущее только для себя, а не для модернизации в какой-то там Румынии или Греции. Да к тому же оно хранит и крутит ворованные деньги. Опять же напрашиваются параллели.
• И, наконец, если уж благополучные Голландия и Норвегия взвыли от нашествия «чужаков», которые там не только не адаптировались, но навязывают аборигенам свою религию и вообще правила игры, то что же тогда говорить нам? И вообще: кровеносная система у нас почти что одна: нефте- и газопроводы. Что-то уж мы становимся очень похожими, хотя в России экономика ресурсная, а в Европе – информационная.

Но самое главное, что идеология проекта дальнейшего расширения ЕС «Восточное партнерство», как-то: демократические и рыночные реформы в обмен на деньги, визовые и торговые преференции со стороны ЕС, оказалась несостоятельной. План, предполагавший постепенную интеграцию в ЕС 6-ти  постсоветских стран (Азербайджан, Армения, Белоруссия, Грузия, Молдавия, Россия и Украина),  провалился. Ни один конфликт – Нагорный Карабах, Приднестровье, Грузия-Россия, освобождение Ю. Тимошенко и т.д. по списку, разрешение которых было условием этого партнерства, – не был разрешен. Самый сильный удар по этому плану экспансии ЕС на восток нанесли Белоруссия и Украина (Минеев А. Независимая Газета, № 110, с. 2). Что и было зафиксировано на недавнем саммите ЕС в Варшаве. «Деньги, визовые и торговые преференции» сами по себе не дают ни модернизации ни демократизации. Что опять же подтверждается опытом России.

Да и какая может быть масштабная модернизация, когда от одного слова директора Резервной системы США и даже от заметки колумниста в Guardian или Financial Times рушатся биржи и замораживаются мегапроекты. Идеология мгновенного накопительства взяла верх над идеологией долгосрочных вложений. К тому же, как отмечает Нобелевский лауреат, экономист Пол Кругман, нас (то есть их) подвели более всего надгосударственные финансовые институты (ОСЭР, Европейский центральный банк и др.), которые придали ложную легитимность идее «экономии на всем» (Кругман П., Независимая газета, 04.10. 2011. С.5).

Отсюда вывод только один: сегодня демодернизация и ее черная тень – дедемократизация – проблемы не только экономические и тем более – не технологические. Демодернизация вызвана в первую очередь идеологией и практикой постмодерна, когда демократические реформы и финансовая помощь – лишь приманка. А реально есть только «сильные игроки» (страны, банки, мегаполисы или корпорации), для которых нет никаких границ и которым все можно. Эта идеология – геополитический вариант идеологии потребительского общества, которая сегодня все более проявляет свой имперский характер. Евробюрократы сами назвали ее «политикой мягкой силы». Но она совсем не мягкая, если посмотреть на ее практику: хоть в Афганистане, хоть в Косово или Ливии. А главное, что в этой политике не заложено никакой идеи демократизации – только силовое воздействие и навязывание своих правил игры.