Профессионализм и патриотизм в нашем деле неразделимы

Меня часто просят прокомментировать ход предвыборной кампании. Это – не моя область профессиональной компетенции. Участие в выборах – это гражданский долг каждого. Как профессионала, меня сегодня заботят глубинные и долговременные процессы, происходящие в российской науке. Не только в социологии, но и в целом в науке как в социальном институте. Как-то в условиях рыночной экономики получилось, что наука – это, прежде всего, финансирование, живые деньги, за которые можно купить или создать идею или технологию. Однако, еще помня, как была организована наука в советское и постсоветское время, смею усомниться в эффективности этого узкого практицизма. Далее, я просто перечислю некоторые организационные формы, которые необходимы любой науке для ее развития.

Во-первых, в Академии наук СССР, помимо научных институтов, существовало множество организационных форм: региональные отделения, экспедиции, лаборатории на местах. И, конечно, – Научные Советы. Эти советы не только обладали материальной базой (могли собирать конференции и публиковать книги), но, прежде всего, были площадкой для междисциплинарного общения. Я состоял в трех таких советах: по проблемам Науки и технологий, Научного и  технического прогресса и по Биосфере. Их члены не столько выступали, сколько общались друг с другом. Напомню, что многие научные институты в 1930-50-х гг. возникали сначала как лаборатории, потом как отделы, затем – как научные советы и, наконец, превращались в научные институты. Атмосфера на этих Советах была неформальная, дружеская, и именно там мне удалось поговорить лично со многими выдающимися деятелями русской науки. Теперь такие советы существуют только при государственных учреждениях.

Во-вторых, это – международные программы. Я работал всего по одной из них, по программе ЮНЕСКО «Человек и биосфера», но была еще и биологическая программа, и Международный геофизический год и многие другие. Но интеллектуального капитала одной той, в которой я участвовал, хватило бы на десять моих коллег. Ведь работа по подобным программам – это борьба идей, обкатка и апробация концепций и методик. Это также очень полезные и интересные знакомства и связи. О, скажут мои оппоненты, значит, ты всегда был под колпаком спецслужб. Да, значит, был, но это выражалось всего лишь в том, что по возвращении из Европы я должен бы указать, с кем я там общался, не более! А что западные спецслужбы там тоже не дремали, так ведь весь мир устроен таким образом. Но работа по международным программам давала неоценимые научные результаты и огромный организационный опыт. И понимание того, где мы должны быть вместе и где отдельно.

В-третьих, в рамках подобных программ, как правило, формировались международные исследовательские проекты, что также давало знания и опыт, которые нельзя было почерпнуть ни из каких книжек и учебников. Речь идет не о проектах, выполняемых на деньги западных фондов, а именно о долговременном международном сотрудничестве. Я участвовал в таком проекте всего один раз, но в течение почти 10 лет! Этого опыта с лихвой хватает мне и сегодня. Причем если сразу по окончании проекта это был опыт эмпирического исследования, то сегодня, спустя 15 лет, этот опыт помогает мне понимать динамику социологии и смежных с ней наук. Я уже не говорю о всяких там «рейтингах», «баллах» и других индексах и прочих требуемых сегодня показателях эффективности научной работы. Вот в ходе работы над такими сравнительными проектами начинаешь понимать, в чем заключается твой реальный патриотизм.

В-четвертых, это – экспедиционная работа. Сегодня «работа в поле» подразумевает, прежде всего, дистанционный контакт с населением: через опросную сеть, интервьюеров, почтовые опросы и т.п. Неизбежно утрачивается связь с реальными людьми, их болезнями, нуждами и критическими ситуациями, поскольку эти их проблемы никогда не «схватываются» через массовый опрос. В экспедиции, даже если она всего на неделю, иное: социолог вынужден входить в прямой контакт с самыми разными людьми. Меня иногда просто удручает, как же мы не любим вникать в конкретные проблемы конкретных людей, особенно если речь идет о критических ситуациях. А действительный патриотизм – это, прежде всего, конкретная помощь людям «здесь и сейчас». В этом деле военные, журналисты, гражданские активисты и волонтеры далеко опережают социологов. Взгляд и помощь «снизу» так же важны, как и «сверху».

В-пятых, это создание профессиональных общественных организаций и активное участие в их работе. Не просто: пришел, выступил, отметился, а реальная исследовательская и общественная активность. В течение нескольких десятков лет Исследовательские комитеты Советской социологической ассоциации, а затем Российского общества социологов были такими «start ups» в нашей науке. Сегодня, по большей части, мы живем от съезда к съезду. Семинары редки, а дискуссии на них еще реже. Однако для нашей дисциплины соединение профессионализма и гражданской активности более чем необходимо. Мои коллеги любят обсуждать проблему образования. А вот о подготовке собственных кадров мы дискутируем редко. При том, что тренд здесь достаточно тревожный: наши студенты все чаще идут в менеджеры, в бизнес, но не в социологию как в науку.

В-шестых, это участие социологов в публичных дискуссиях. Да, мои коллеги участвуют, но они тонут в массе политиков и журналистов. А потом не социологи, а политики и журналисты идут в большую политику. Вообще, с участием в дискуссиях у нас большая проблема. И не только у нас, но и на международных конференциях. Дискуссия – это необходимый элемент рефлексии, развития нас как профессионалов. Иначе мы движемся в сторону какой-то «параллельной социологии»: каждый – только о своем. Я уже не говорю о том, что наши студенты и аспиранты очень мало и неохотно участвуют в таких диспутах. К сожалению, такой ситуации способствует система отчетности: от нас требуют ставить «палочки» о количестве нашего участия в разных конференциях, об индексах цитирования, но мы очень редко подводим итоги собственного вклада в науку, включая критическую оценку динамики мировой социологии.

В-седьмых, взаимное обучение и продвижение наших достижений в мировую социологию. Это действительно наш и патриотический, и профессиональный долг. Опять же: не приехал, сделал свой доклад и побежал слушать, что говорят на другой секции, а регулярное участие в дискуссиях международного уровня. Да, для этого нужна подготовка и смелость. Но без такого «тренинга»,  мы всегда будем плестись в хвосте процесса ее развития. Когда еще при советской власти, находясь в ЮНЕСКО, я стал ходить по представительствам других стран (а представительства – это те же посольства), меня товарищи предупреждали: «положишь партийный билет». Но я рискнул, и в результате родился международный проект «Города Европы», в котором участвовали 16 Европейских стран. А ведь это было в разгаре холодной войны.

В-восьмых, это клубная жизнь научного сообщества. Не только Дома Ученых, но и других профессиональных сообществ (архитекторов, писателей, кинематографистов), где обсуждаются проблемы нашего общества. Это – очень важная составная часть жизни профессионалов. В моей жизни были, по крайней мере, две таких «клубных» площадки:  дачный поселок и санаторий Академии Наук «Узкое». Именно в дачном поселке я имел счастье, спокойно гуляя по аллеям, говорить с двумя выдающимися российскими физиками, Нобелевскими лауреатами акад. А. М. Прохоровым и В. Л. Гинзбургом. А задолго до того – с еще одним выдающимся ученым, Нобелевским лауреатом акад. П. Л. Капицей. Санаторий «Узкое» был в течение более 80 лет местом неформального общения ученых самых разных специальностей и возрастов. Ведь научный работник – он везде работает. Когда еще в 1930-х гг. акад. В.И. Вернадский приезжал туда, он первым делом просил у старшей сестры список отдыхающих, и затем методично разговаривал почти со всеми. И вот теперь это благословенное место общения ученых будут «оптимизировать», как нашу медицину и многое другое.

Наконец, в-девятых – о профессиональной памяти и профессиональной истории социологии как науки. Никакая наука не может развиваться, если она не рефлексирует по поводу собственной истории. Последний раз российские социологи подводили итоги собственных успехов и неудач более 20-ти лет назад. Черта была подведена монографией «Социология в России», 1998. Но даже тогда не было сделано никакой попытки известить мировую социологию об этом событии. Но за 20 лет ситуация изменилась неузнаваемо: произошла Третья технологическая революция, и мир стал глобальным. А западные коллеги, пользуясь этим пробелом, быстренько заполняют его сами. Но интервью с отдельными социологами, тем более взятые западными интервьюерами, это еще не история российской социологии за прошедшие десятилетия. По-моему, приступить к ее оценке и написанию – наш первейший профессиональный и патриотический долг. И грядущий съезд социологов вполне подходящее место для начала такой работы. К сожалению, в программе съезда я не увидел такой задачи, а именно, чтобы модераторы секций и круглых столов обязательно подводили итоги таких дискуссий  и докладывали их собравшимся.

Яницкий О.Н. 14/09/2016