ИНАБ Выпуск № 3 / 2008

5. Политическая активность и гражданское участие в контексте российской идентичности

За последнее десятилетие в России выросло целое поколение людей, которые уже ничего не ждут ни от власти, ни от общественных институтов, — и действуют в автономном режиме. Их жизненная энергия направляется в сферы и области, как правило, далекие от политики. Так, настоящее исследование показало, что с 2001 г. постоянно снижается доля россиян, активно интересующихся политикой (с 32до 17% в 2007 г.).

Большинство населения (эта тенденция практически не меняется) политикой интересуются от случая к случаю, в основном тогда, когда в жизни страны случаются какие-то важные события.

Как уже неоднократно отмечалось, главным дифференцирующим фактором в данном вопросе является возраст – чем моложе респондент, тем реже он интересуется политической жизнью. Но по мере решения  проблем, важных на начальном этапе становления современного молодого человека (учеба, поиск работы, семья и т.п.), этот интерес растет. Хотя, надо признать, и не слишком сильно (рис. 20).

В этом плане россияне мало чем отличаются от граждан многих стран Европейского союза. В целом по ЕС доля интересующихся политикой в той или иной степени составляет 67%, в России – 63%. Не интересуются в ЕС – 32%, в России – 22%[1].

Безусловно, включенность в общественную и политическую жизнь не ограничивается лишь интересом к политике. Важны и другие установки и ориентации, касающиеся, в частности, важности участия, уровня информированности и компетентности о происходящих в обществе процессах и явлениях, потенциале влияния. Если оценивать всю совокупность условий, необходимых для эффективного участия в политической жизни, то ситуация выглядит довольно противоречивой. Наши исследования показывают, что абсолютно одинаковое количество наших сограждан соглашаются с прямо противоположными суждениями, касающимися, с одной стороны, важности участия, а с другой, — возможности такого участия. 57% опрошенных признают, что вовлечение граждан в общественно-политическую жизнь, в решение текущих государственных дел является абсолютно необходимым для нормального функционирования общества. Однако гораздо больше тех (71%), кто полагает, что такие люди, как они, такой возможности не имеют.

Данный  парадокс легко объясним, учитывая то, что большинство опрошенных (54%), по их собственному признанию, не разбираются в хитросплетениях российской политики и не представляют, что нужно сделать для того, чтобы голос отдельного человека, прежде всего их собственный голос, мог быть услышан при принятии важных государственных решений. У респондентов более «продвинутых» групп и в этом случае показатели чуть выше, чем у среднестатистических россиян. Так, 34% респондентов, оценивающих свое материальное положение как хорошее, считают, что в целом информированы о политической жизни страны. Тем не менее даже вполне благополучные в материальном отношении россияне согласились с тем, что у них нет никаких рычагов влияния на действия властей, и они не вполне понимают, что нужно предпринять, чтобы имеющуюся ситуацию изменить.

Рис. 20. Интерес россиян к политике в составе различных возрастных групп (%) (допускался один вариант ответа)

В целом картина следующая: большинство россиян в той или иной степени (постоянно или эпизодически) интересуются политикой. Но лишь 20% заявляют о том, что они не просто интересуются, а хорошо политически информированы и подкованы; лишь 11% знают, как свой политический интерес трансформировать в конкретное политическое действие, как сделать так, чтобы их голос был услышан. В этом главная проблема современной России и ее отличие от стран с давними демократическими традициями.

В России, как видно из нижеприведенных данных, доля уверенных в важности и необходимости политического участия примерно такая же, как и во многих странах Восточной и Южной Европы. Однако Россия заметно уступает по данному  показателю странам Европейского союза в целом (соответственно 57 и 75%). Но в ЕС заметно больше резко критично настроенных граждан, уверенных в том, что уровень их реального влияния на действия властей явно недостаточен и в три раза больше, чем в России тех (34% против 11%), кто уверен в своей политической компетентности. Причем по этому показателю Россия занимает последнее место[2].

В таких странах Европы, как Голландия, Дания, Финляндия, Швеция, уровень уверенности их граждан в том, что они хорошо знают, что нужно делать, для того, чтобы оказывать влияние на власть, составляет 52–67%. Все они известны как страны, где модель государства всеобщего благосостояния реализовалась в наибольшей степени и где граждане на протяжении уже многих лет пользуются плодами социального государства (табл. 13).

Таблица 13

Доля населения европейских государств, согласных с суждениями об уровне своей информированности и включенности в общественно-политическую жизнь (%)

Как показывают приведенные данные, во всех странах существует заметный разрыв между уверенностью основной части населения в том, что участие граждан в общественно-политической жизни желательно, и уровнем осознаваемого возможного влияния граждан на политический процесс. Но в России этот разрыв один из самых заметных– 57 и 11%. На этом фоне вполне закономерным выглядит то, что уровень политической активности в российском обществе все последние годы остается на сравнительно низком уровне.

Обычно в российской и зарубежной литературе, особенно в политической публицистике, постоянно снижающийся уровень политической включенности граждан объясняется в первую, очередь олигархизацией власти, усилением ее закрытости и ростом авторитарных тенденций в политике, сужением пространства публичной политики и т. д. Отчасти так и есть.

Но это – лишь одна сторона дела. Другая заключается в том, что спад политической активности последних 10 лет был объективно предопределен целой совокупностью других причин и обстоятельств, связанных не только с властью, но и эволюцией самого российского общества. На масштабах активности, например, сказалось то, что в постсоветской России исчез «госзаказ» на участие. Все мы хорошо помним, что в советской системе существовал строго иерархический механизм социальной мобильности для политической элиты (хозяйственной, партийной, профсоюзной, комсомольской и прочей номенклатуры), но одновременно имелся своеобразный «государственный заказ» на общественную самодеятельность, на участие в общественной жизни как дополнительное, но очень существенное условие профессиональной самореализации. Сегодня этого не требуется. Соответственно подавляющее большинство россиян, как, впрочем, и граждан любого другого общества, действует в соответствии с концепцией «рационального выбора». Если общественно-политическая активность не сулит каких-то прямых материальных или карьерных выгод, не выступает в качестве некоего «социального лифта», то, естественно, жизненная энергия людей направляется в иные сферы и на другие объекты приложения их усилий. Это, прежде всего, работа, образование, семья, дети, ближний круг, творчество, досуг и т.п. В России появилась частная жизнь, а граждане страны получили свободу выбора между участием и неучастием. Судя по нынешнему уровню политической активности, многие «правом  на неучастие» воспользовались в полной мере.

Сказывается и то, что все последние годы россияне в большинстве своем концентрировали свое внимание на адаптации к новым условиям и обстоятельствам жизни  и у многих просто не было ни времени, ни возможностей всерьез заниматься чем-то помимо «зарабатывания хлеба насущного». Отсюда низкий уровень не только политической, но и общественной активности. Как показало настоящее исследование, из всего многообразия политических, общественных, религиозных, творчески-досуговых организаций относительной популярностью у россиян пользуются профсоюзы, в деятельности которых в той или иной степени участвуют 16% опрошенных, религиозные организации (13%) и спортивные сообщества (12%). Еще примерно каждый десятый заявляет о том, что он либо постоянно, либо от случая к случаю работает в профессиональных сообществах (учителей, врачей, ученых) и обществах потребителей, а 9 и 8% — в творческо-досуговых объединениях (музыкальных, просветительских, художественных и т.п.) и организациях по защите окружающей среды. Наименьший интерес у россиян вызывают благотворительные организации и деятельность политических партий. В странах ЕС уровень общественно-политического участия несколько выше.

О своем неучастии в деятельности добровольных объединений заявили 64% граждан Европейского союза и в среднем 90% в России. Если в спортивных клубах, секциях и т.п. там активно занимаются 13% респондентов, то в России – 3%. В художественных, просветительских объединениях – 8 и 2% соответственно. В религиозных общинах состоят 6 и 2%, в благотворительных организациях – 5 и 1%, а вот что касается таких объединений, как профсоюзы, политические партии, организации по защите окружающей среды, то здесь ситуация примерно одинаковая – активными членами профсоюза в Европе являются 4% опрошенных, столько же и в России. По 2% и в Европе, и в России являются активистами экологических движений. В политических партиях состоят или работают 2 и 1% соответственно (табл. 14).

Таблица 14

Являются ли россияне добровольными активными участниками,  неактивными участниками или вовсе не принадлежат ни к одной
из нижеприведенных организаций? (допускался один вариант ответа в каждой строке)

Безусловно, приведенные данные не слишком впечатляют, однако следует иметь в виду, что в любом современном обществе (Россия теперь уже не исключение) имеет место чрезвычайно широкий спектр каналов и форм личностной и общественной самореализации. Но одновременно, есть серьезный ограничитель – необходимость концентрации энергии на профессиональной деятельности и, как следствие, серьезный дефицит свободного времени.

В то же время было бы неверным считать, что россияне абсолютно безразличны к тому, что происходит в стране, и погружены исключительно в свою частную жизнь. Почти каждый третий опрошенный (28%) постоянно ощущает свою общность с людьми, близкими ему по политическим взглядам, каждый второй (52%) эту общность ощущает от случая к случаю. И лишь менее четверти россиян (24%) – ни с кем политически себя не идентифицируют. Хотя, надо признать, что существование политических единомышленников чаще ощущают респонденты старших и средних групп, представляющие  традиционалистов.

В то же время наши исследования последних лет свидетельствуют о наметившемся росте интереса многих россиян к различным формам общественной самодеятельности, которая происходит на фоне снижения вовлеченности людей в политику. Делегируя управленческие и политические функции «наверх», многие россияне демонстрируют сравнительно высокой уровень включенности в решение тех или иных проблем, с которыми они сталкиваются в своем непосредственном окружении, но в еще большей степени — готовности к такого рода участию в будущем. Скажем, отличительной особенностью российского общества является то, что в нем, как нигде, широкое распространение получили движения «одного требования». Имеется в виду движение автомобилистов, обманутых пайщиков и дольщиков жилищных пирамид и т.п., которые, с одной стороны, спонтанны, а с другой — организованы и эффективны.

Подобные формы участия в отличие от «большой политики» не требуют каких-то существенных затрат (временных, материальных, организационных) и поэтому востребованы, прежде всего, активной дееспособной частью общества. Эти формы участия представляют интерес не только потому, что они позволяют решать какие-то конкретные социальные и материальные проблемы людей, но, что также  немаловажно, стимулируют людей к общению, расширяют сферу досуга и создают предпосылки для формирования групповой идентичности в рамках локальных обществ с перспективой выхода на более широкие социальные и общественные институты.

[1] Более высокий процент и в том и в другом случае в странах ЕС обусловлен тем, что среди россиян было почти 15% затруднившихся ответить, в то время как среди жителей ЕС — в среднем 1%.

[2] Опрос был проведен в январе – феврале 2005 г. среди жителей 15 стран Европейского союза. В опросе приняли участие по тысяче человек в возрасте старше15 лет, статистическая погрешность не превышает 3,1% // http://ec.europa.eu/public_opinion/archives/ebs/ebs_225_report_en.pdf