Круглый стол «Граждане и политика развития». Часть 2 17 мая 2018 г. в Центральном доме ученых состоялась вторая часть круглого стола «Граждане и политика развития» Программа Управление для развития Аксенова О.В. Модели управления в России и на Западе: риски и перспективы развития Климова С.Г. Институциональные препятствия инициативам новаторов Макушина Л.В. Профессионал как актор политики развития Недяк И.Л. Фактор режимов гражданства в политике развития Политическое пространство, идеология и ее носители, акторы политики развития Кучинов А.М. Развитие политического пространства в России в условиях разнонаправленных тенденций Никовская Л.И. Роль гражданских инициатив в переходе к инновационному типу развития в контексте формирования информационного общества Теребихин В.М. Развитие человека как цель, важнейшее условие и высший, интегральный критерий эффективности государственной политики гуманитарного развития страны Подъячев К.В. Социокультурные особенности российских локальностей как значимый фактор социального и политического развития в современных условиях Халий И.А. Согласие для развития: пройденный путь Аннотации Пантин В.И. Развитие и политика развития Концепты развития и политики развития, как представляется, нуждаются в некотором раскрытии и детализации с учетом современной ситуации в России и в мире. Развитие – это качественное усложнение, расширение возможностей гибкого реагирования на изменения среды, внутренняя дифференциация социальной или политической системы за счет освоения и использования новых ресурсов (природных, финансовых, экономических, интеллектуальных, технологических, культурно-символических и др.). В отличие от развития, деградация – это упрощение системы, сужение ее ресурсной базы, уменьшение возможностей воспроизводства в изменившихся условиях. Развитие, качественное усложнение социальных систем происходит за счет периодически происходящего «созидательного разрушения» (Й. Шумпетер), т.е. за счет изменения и/или разрушения доминировавших прежде социальных институтов, сообществ, технологий, форм управления и возникновения на их месте новых. Это изменение / разрушение может быть относительно плавным, эволюционным или резким, революционным; последнее происходит в том случае, если старые институты, сообщества, технологии, формы управления не способны к самоизменению и становятся тормозом, препятствием для развития социума. В настоящее время (период 2010 – 2020-е гг.) в развитых (США, ФРГ и др.) и динамично развивающихся странах (Китай, Южная Корея, ряд стран Юго-Восточной Азии, отчасти Индия) происходит переход к новому (шестому) технологическому и социальному укладу. Во многом с этим связаны резко возросшая за последние годы экономическая, социальная и политическая нестабильность, а также углубление конфликтов и размежеваний на ценностной основе, в том числе внутри самых развитых западных обществ. Технологический уклад – это совокупность взаимосвязанных технологий, которые в данный период обеспечивают наиболее прибыльное и эффективное экономическое развитие. Для нового, шестого технологического уклада – это усовершенствованные информационные технологии, нанотехнологии, робототехника, биотехнологии, новая медицина и новые материалы, новые источники энергии и др. По аналогии социальный уклад можно определить как совокупность социальных институтов, сообществ и отношений между ними, форм управления, других способов социальной организации, которые в данный период обеспечивают основу динамичного и устойчивого (стабильного) развития общества. В этом смысле можно говорить о том, что переход к новому, шестому технологическому укладу повлечет за собой переход к новому социальному укладу с новыми институтами, сетевой организацией, новой социальной дифференциацией и политической поляризацией. Как показывает анализ всех предшествующих переходов к новому технологическому и социальному укладу в этом переходе ведущую роль всегда играет государство, которое определяет цели и проводит политику развития. Однако характер этого государства, его взаимоотношений с обществом, с его социальными группами и сообществами, как и характер этой политики развития, каждый раз разный, так как меняются условия внутри ведущих стран и в мире в целом. При осуществлении политики развития необходимо прежде всего правильно определить цели развития и разработать хотя бы в самом общем виде (сначала в виде тезисов или лозунгов) план, проект развития, который был бы поддержан либо активным меньшинством, либо большинством данного сообщества. Например, в России в 1917 г. таким активным меньшинством была партия большевиков, пришедшая к власти революционным путем, так как прежняя правящая элита была неспособна вовремя решить ключевые задачи модернизации и спасти страну от полного развала. Однако следует иметь в виду, что большевики сформировали свой проект (совокупность проектов) не на пустом месте, они во многом заимствовали основные цели, задачи и средства своего модернизационного проекта у Германии и США, а многие индустриальные (например, Днепрогэс, Кузнецкий металлургический завод и др.) и социальные проекты (например, ликвидация неграмотности, всеобщее начальное школьное образование) были разработаны еще при царском правительстве, но не воплощены в жизнь. Для реализации политики развития необходима концентрация и мобилизация человеческих, природных и финансово-экономических ресурсов. Если государство или сообщество неспособно обеспечить такую концентрацию и мобилизацию ресурсов, цели и задачи не будут достигнуты, а проекты не будут выполнены, что мы и наблюдаем во многих случаях в постсоветской России, в которой оказались разрушены прежние механизмы мобилизации, а новые не созданы. Россия была и остается «миром миров» (М. Гефтер), в ней существуют регионы с различным уровнем развития, с различными культурными предпочтениями, ценностями, религиозными убеждениями. Есть регионы, в которых едва развиты 2-й (основанный на каменном угле и простейших машинах), 3-й (основанный на двигателе внутреннего сгорания и нефти), 4-й (основанный на нефтехимии, ядерной энергии) технологические уклады и есть мегаполисы с их претензиями на встраивание в «глобальные» сети с 5-м технологическим и социальным укладом. В этих условиях любая политика развития должна учитывать эту разноуровневость социальных и экономических условий, многообразие культур и политических ориентаций. В то же время необходимо использовать преимущества этой разноуровневости и отсталости, которые состоят в том, что Россия в критических условиях сама может обеспечить себя всем необходимым (пусть и с издержками), ориентироваться не только на Запад, но и на бурно развивающийся Восток, использовать традиционные ценности и нормы (в том числе советские) для мобилизации населения и для ограничения аппетитов периодически зарывающейся элиты. Главная опасность для сегодняшней России – это полный отрав элиты от большинства общества, от реальной жизни людей и их проблем, разрушение под видом «реформ» образования, здравоохранения, науки, реальной экономики и социальной сферы, унаследованных от советского периода. Не меньшую опасность представляет «каша в мозгах» и манипулируемое через сети сознание значительной части молодежи, особенно в мегаполисах. Без социальных потрясений и конфликтов здесь обойтись не удастся, но важно, чтобы общество и государство были готовы к этим конфликтам, регулировали их и сверху, и снизу, не давали разрастись до катастрофических размеров. При этом основным средством такого регулирования могут быть только инициированные небольшими сетевыми группами и поддержанные широкими слоями и сообществами проекты развития в разных сферах – от экологии и здравоохранения до экономики, науки и образования. Аксенова О.В. Модели управления в России и на Западе: риски и перспективы развития Развитие современного российского общества будет во-многом определяться выбором модели управления его жизнедеятельностью. На Западе и в России исторически сложились разные модели управления. В данном случае модель обозначает совокупность наиболее устойчивых фундаментальных принципы управления, которые не зависят от смены политических режимов. Их различие определяется степенью свободы социального действия в системе управления. Для западной технологической модели характерна высокая алгоритмизация действия и одновременно функционализация его субъекта. Система носит преимущественно сетевой характер, она гибка и способна к саморегулированию, эффективна в массовом производстве. Системе колонизирует все остальные сферы жизнедеятельности общества, что ведет к алгоритмизации любого действия, соответственно формализации человека и всех его взаимодействий. Российская акторская модель имеет жёсткую иерархическую структуру, директивное, иерархическое управление, но сохраняет свободу социального действия и его субъекта, что обеспечивает её гибкость, высокий мобилизационный потенциал, способность к автономному функционированию в нестандартных ситуациях. Главными рисками технологической модели является неспособность к действию в нестандартной среде, а также регресс человека и культуры. Главные риски акторской модели обусловлены зависимостью управления от личности, свободой социального действия, которая допускает излишнее для массового производства творчество, усложняет систему и тем самым повышает риск системной аварии, при этом ликвидировать этот риск обе модели не в состоянии. Неясно также, насколько данная модель совместима с высокими технологиями в массовом производстве. С другой стороны, акторская модель способна функционировать в нестандартных ситуация, вплоть до посткатастрофического хаоса, решать нетривиальные задачи. Её развитие требует развития человека и культуры. На российской почве западные принципы управления ни разу не прижились, хотя попытки их точного копирования служили импульсом к развитию. Однако само развитие восстанавливало акторские принципы управления, сохранив лишь соответствующие им элементы западной модели. В современную эпоху быстрых трансформаций самого постмодерна, копирование может обернуться (и уже оборачивается) провалом, но также и утратой того, что было создано. Климова С.Г. Институциональные препятствия инициативам новаторов Эффективность инновационной деятельности в нашей стране ниже потенциальных возможностей. Об этом говорят показатели в Глобальном инновационном рейтинге. Причина такого положения – отсутствие институциональных возможностей для новаторов реализовывать свои новации. В докладе рассматриваются только проблемы производственного новаторства. Понятие «производственное новаторство» используется в широком смысле: не только как деятельность в сфере материального производства, но и работа над изготовлением компьютерных программ, рекламных продуктов, аналитических докладов, логотипов и пр. В докладе на основе собственных исследований, анализа ведомственных документов и материалов СМИ предполагается рассказать о том, какие идеологические, нормативные, экономические препятствия существуют для тех людей, которые включены в процесс производства инноваций на работе. Это: Неофордистские управленческие практики, основанные на постулате безличности и анонимности вклада сотрудников в общее дело и на новых возможностях контроля трудового поведения. Свободное обращение работодателей с положениями законодательства об охране авторских прав, в частности, широко распространенную практику присваивания авторских (неимущественных) прав наемных работников. Дефекты организационно-экономической инфраструктуры для оформления авторских прав и свидетельств об авторстве рационализаторских предложений. Меньшая правовая защищенность наемного работника от произвола работодателя в целом. Отчуждение от собственности на средства производства работников вообще и новаторов – в частности. Макушина Л.В. Профессионал как актор политики развития В последнее время чрезвычайную остроту приобретают проблемы профессионализма, а точнее непрофессионализма работников разных уровней. Профессионализм предполагает владение такими компетенциями, которые обеспечивают эффективное выполнение работы, решение все время усложняющихся задач. Особенно актуальной тема выглядит в контексте рассмотрения политики развития. В наше время стремительных научно-технических перемен важно предугадать, какие компетенции работников будут наиболее востребованы, как должен выглядеть профессионал, который будет планировать и реализовывать планы развития в тех или иных сферах жизни. В России переход к рынку в 90-е годы ХХ века отодвинул на второй план вопросы эффективности труда. В государственной социально-экономической политике возобладали неолиберальные взгляды, суть которых сводилась к тому, что масштабная приватизация собственности и ориентация предпринимателя на прибыль сами собой стимулируют высокий рост производительности труда. Однако из-за несовершенства рыночного механизма этого не произошло. Уровень производительности труда в России по-прежнему значительно отстает от уровня этого показателя в экономически развитых странах. За годы реформ 1991-1999 гг. производительность общественного труда в стране снизилась почти на четверть. Причем, по данным отдельных обследований, наибольшее снижение показателя произошло именно на предприятиях, перешедших в частный сектор: там уровень производительности труда снижался в 1,4 раза быстрее, чем на государственных предприятиях. Одной из причин отставания России стало отсутствие эффективной политики государства в сфере занятости, разбалансировка интересов субъектов социально-трудовых отношений. В 1991 г. одним из первых законов, принятых Российской Федерацией, был Закон «О занятости населения в Российской Федерации», который с изменениями действует до сих пор. В этом законе, несмотря на название, речь идет в основном о безработице, о создании Государственной службы занятости. То есть государство сразу же свело свою политику на рынке труда практически к помощи безработным. В те же годы государство предоставило большую самостоятельность (следовательно, и ответственность) всей системе профессионального образования, произошла ее коммерциализация и маркетизация. Основной задачей учебных заведений профессионального образования стала не подготовка нужных стране кадров, а выживание в жестких условиях рынка образовательных услуг. Это привело к тому, что система профобразования стала работать сама на себя. В результате появилось большое количество выпускников, которые не могут трудоустроиться сразу после получения дипломов или работают не в соответствии с полученной квалификацией. В свою очередь работодатель как субъект рынка труда, особенно на первых порах становления бизнеса, тоже преследует свои цели, которые состоят в минимизации издержек, в том числе и на создание высокотехнологичных рабочих мест, и на высококвалифицированную рабочую силу. А государство не создает у него заинтересованности в долгосрочном развитии бизнеса, в инвестировании в интеллектуальный капитал компании. Большинство российских бизнесменов основным конкурентным преимуществом стало считать дешевую рабочую силу. По этой причине происходит технологическое отставание и общее качественное снижение трудового потенциала страны и, в то же время, «утечка мозгов», которые не находят спроса в отечественных компаниях. Наша страна стала неконкурентоспособной как на рынке рабочей силы, так и на рынке рабочих мест. Каким-то образом гармонизировать интересы всех субъектов социально-трудовых отношений можно при помощи создания национальной системы квалификаций. Для преодоления кризисной ситуации на рынке труда по поручению Президента РФ должно быть утверждено 800 профессиональных стандартов. В их разработке принимают самое активное участие все субъекты социально-трудовых отношений: правительство (Министерство труда и социальной защиты), Российский союз промышленников и предпринимателей, Министерство образования и науки РФ, Федерация независимых профсоюзов России, которые разработали проект макета профессионального стандарта (национальной рамки квалификаций) для России, создали Национальное агентство развития квалификации (НАРК) и через вузы пытаются «уговорить» работодателей разработать отраслевые профессиональные стандарты. Профессиональный стандарт – это многофункциональный нормативный документ, определяющий некий квалификационный уровень работника, позволяющий ему выполнять свои должностные (профессиональные) обязанности в соответствии с предъявляемыми требованиями. Предполагается, что в России, как и в Европе, стандарты предстанут в роли посредника между системой подготовки рабочей силы и ее использованием в конкретных видах экономической деятельности. Профессиональный стандарт становится ключевым механизмом саморегулирования рынка труда. Новый порядок использования профессиональных стандартов во всех областях был введен в действие с 1 июля 2016 г. Установленные Минтрудом требования к квалификации работника в будущем могут оказаться обязательными не только для государственного, но и для частного сектора. Появились поправки к Закону «Об образовании», предполагающие синхронизацию профобразования с профстандартами[1]. Практическое применение профессионального стандарта предполагает, что работодателю он даст возможность четко сформулировать требования к работникам; работнику – оценить соответствие имеющихся у него компетенций требованиям рынка труда и конкретного работодателя; для системы профобразования профстандарт станет основой для разработки образовательных стандартов и программ, соответствующих требованиям рынка труда, при этом требования профессионального стандарта будут использоваться при составлении образовательных стандартов и программ и учебно-методических материалов, а также при выборе форм и методов обучения в системе профессионального образования и внутрикорпоративного обучения персонала. Можно сделать вывод, что активная политика государства на рынке труда не является вторжением в систему рыночных отношений, не заменяет их государственным администрированием. Она предлагает действенные механизмы преодоления конфликта интересов между субъектами рынка труда, создает основу повышения профессионализма всех акторов политики развития. Недяк И.Л. Фактор режимов гражданства в политике развития Под политикой развития мы будем понимать такой тип современной политики, которому атрибутивны инклюзивные режимы гражданства. К признакам и условиям последних отнесем: - Признание гражданства как универсального общего блага, как статусного «права иметь правá» (Х.Арендт); - Наличие/поддержание институционального пространства и морального порядка, которые: а) купируют неполитическую власть (т.е. неправовое насилие лиц/групп/институтов); б) обеспечивают социальное взаимодействие на основах общей, а не специфической, реципрокности; в) формируют и развивают правила и этос политической игры с ненулевым результатом. - Императивность сохранения/развития публичного пространства как места и условия а) сохранения «общего мира» и целостности социального тела; б) формирования/реализации/развития добродетелей республиканского гражданства – осознанных права и обязанности участия в делах политии. - Проведение социальной политики, которая обеспечивает гражданам базовые возможности для функционирования в локальной культуре, обременяет государство ролью субъекта социальной справедливости, обязанного обеспечивать граждан механизмами защиты от социальной эксклюзии и политической бедности. Общая черта неолиберальной политики глобализации и политики маркетизации общества[2] (между которыми Дж.Стиглиц справедливо не видит разницы) – насаждение (с разной степенью радикальности в разных странах[3]) эксклюзивных режимов гражданства. Их проявления стали одновременно индикатором и катализатором идеологического и философского упадка либеральной доктрины, провала неолиберальных стратегий развития. К ключевым дисфакторам политики развития отнесем следующие черты, общие для всех эксклюзивных режимов гражданства «орыноченного» общества. - Гражданство как право иметь права потеряло статус общего блага. Ныне оно должно зарабатываться как рыночный продукт. Таким образом, человек «изымается» из публичной сферы. Ему отведена роль участника частной по своей природе сферы рыночного взаимодействия, а не члена политии. - Произведен ценностный переворот: права гражданина политии (общее благо) подчинены требованиям самоответственности участника рыночных отношений. Добродетели гражданина-потребителя читаются в терминах рыночной стоимости, которую не снижают беспрецедентное сокращение публичной сферы, кризис участия, коллапс института и практик делиберации, потеря демократического контроля за принимаемыми общественно значимыми решениями. - Чуждые политике развития стратегии «выхода» все чаще становятся единственно возможным «выбором» все большего числа граждан, включая прекариат из средних классов. Особенно следует выделить важные в этом контексте следствия политики демонтажа института социального гражданства и внедрения института неолиберального гражданства: преумножение таких форм неравенства, которые продуцируют социальную апатию, культуру стигматизации «чужих» и «лузеров», депривацию, политическую бедность. Последняя выступает как функция отношений власти: политика вновь становится занятием узких элит, которых устраивает максимальный уровень минимального участия управляемых (К. Крауч). Проблематика бедности и социальной незащищенности лишается «голоса», выводится не только из зоны государственной ответственности, но и из сферы притяжения широкой социальной солидарности, препятствует формированию у управляемых самоидентификации позитивного гражданина. Повестки реорганизации политического порядка «левых» и «правых», консерваторов и радикалов объединяет активизация дискурса общего блага и демократического гражданства. Разумеется, речь не идет о простой инверсии. Приведем пару показательных примеров/трендов развития неолиберального и республиканского дискурсов гражданства. Под давлением переопределения политического в современном мире дрогнула сила «стража парадигмальных ворот» (И.Хонохен) меганарратива англо-саксонской теории гражданства. Дебатируются возможности/перспективы политической самореализации и коллективного действия граждан-потребителей в домене рынка. Полагается, что их интерес не ограничен задачами максимизации пользы; они осознают политическую силу потребительского выбора и используют её для решения социально значимых вопросов (социальной и экономической справедливости, окружающей среды, прав человека и животных). Примеры «потребительского активизма», нацеленного на конвертирование частного интереса в ответственность за общий мир - этический консюмеризм, политический консьюмеризм, зеленый консьюмеризм, рыночный морализм просвещенного гражданина-потребителя, движение потребителей за лучший мир и др. Интересны «рецепты» обеспечения жизнеспособности политики развития, которые разрабатывают неореспубликанцы. Они не ставят под сомнение важность политического участия в принятии общественно значимых решений, но убеждены, что сильная видимая рука современного общества измеряет участие не массовостью, а институционально обеспеченной возможностью гражданина оспаривать деятельность государства. Обоснованно опасаясь легко манипулируемого большинства в несправедливо устроенном социуме, неореспубликанцы полагают контестаторную форму гражданской активности более адекватной реалиям общества растущей асимметрии властных, экономических, информационных, культурных etc ресурсов. В неореспубликанском проекте политической (ре)организации современного общества первостепенная доблесть гражданина видится в соблюдении закона, и ставки сделаны на создание неманипулируемой и устойчивой к коррупции системе. Кучинов А.М. Развитие политического пространства в России в условиях разнонаправленных тенденций Одни из самых актуальных аспектов развития России в наше время – необходимость перехода от архаичного политико-экономико-правового синкретизма к современной политике, как институционализированной конкуренции, основанной на правилах, а не на насилии, проектов и решений, ориентированных на общее благо. Политика современного типа – это явление, проистекающее в соответствующей системе институтов – политическом пространстве. В свою очередь, в наличной российской социальности при этом текут разнонаправленные процессы: как к формированию политического пространства, так и к формированию «альтернативных» ему (вытесняющих его) архаичных систем институтов и соответствующих явлений. Это – дополитика, проистекающая в «зоне власти» и антиполитика, проистекающая в «зоне насилия». В докладе предполагается рассмотреть возможности одновременного сосуществования разнонаправленных процессов. Никовская Л.И. Роль гражданских инициатив в переходе к инновационному типу развития в контексте формирования информационного общества В центр социально-политического дискурса снова вышел концепт инновационного типа развития[4], связанного с задачами перехода к четвертому технологическому укладу, основанному на использовании NBIG конвергентных технологий (нано-био-информационных технологий), которые требуют значительного вклада в человеческий капитал, роста уровня образования, повышения роли науки, культуры, т.е. перехода на инновационные рельсы развития. Однако политико-экономическая философия, лежащая в основании российской социально-экономической трансформации, не менялась вот уже более 20 лет. Вопрос упирался в политику. Сегодня инновационная политика становится одной из центральных тем политического дискурса современной России. Главным вызовом для России «становится наше отставание от мирового времени»[5]. Большой социетальный переворот, заданный стремительным переходом к информационному обществу, сетевой структуре социума, что меняют алгоритм отношений между обществом и государством и ведет к сдвигам в конфигурации властного пространства.[6] Формируется новая природа власти в сложном обществе, которая скорее является не «национально связанным ‘садовником’, имеющим дело с наведением порядка и стабильности, а ‘лесником’, преимущественная функция которого состоит в контроле сложных и нелинейных глобальных потоков».[7] Сетевые структуры представляют собой особую форму координации взаимодействий, принципиально отличную от иерархий, поэтому властные отношения в них не могут иметь ту же природу и характер реализации, что и в политических системах этатистского или эгалитаристского типа. Трансформация политических систем в условиях сетевого общества обуславливает значительный рост политического влияния малых групп и отдельных индивидов. Поэтому изменяющаяся природа политической власти возникает не вследствие исключительности самого феномена сети, а по причине эффекта синергии, позволяющего сетям максимально полно учитывать разнонаправленные интересы разнообразных участников и вырабатывать оптимальные решения. Таким образом, основа сетевой политики ― это обеспечение максимально широкого включения разнообразных акторов в процесс обсуждения, принятия и реализации социально-значимых решений. В конечном счете, мы можем говорить о том, что сетевое общество формируется в делиберативном пространстве, пространстве общественного дискурса и наполняется новым политическим содержанием, кардинально меняющим не только структуру, но и суть политических отношений. Не вызывает сомнения, что особая креативная роль в реализации и продвижении процессов политических изменений принадлежит государству. Но какому? Политическая реформация требует в этом случае, как минимум, эффективного государства. Стремительно формирующаяся сетевая модель представительства социальных интересов приводит к переопределению основной функции современного государства как координатора и активатора взаимодействий. А создание условий для решения этой задачи невозможно без перехода к новому качественному состоянию государственного управления, основанному на логике постбюрократического развития, на «менеджменте согласия», на выстраивании коммуникации на основе парадигмы теории политических сетей, исключающих жесткость дихотомии «господство-подчинение». По мнению О.В. Гаман-Голутвиной, «становление институтов российского государства показывает, что в настоящее время достигнутые результаты демонстрируют слабую чувствительность отечественной государственности к распространяющейся в передовой части мира модели «активизирующегося государства».[8] Согласно данным Всемирного рейтинга глобальной конкурентоспособности России за 2016 год качество государственного управления у нас ухудшилось[9]. Мы сейчас находимся на уровне 25% наименее развитых стран мира по многим показателям качества государства, характеризующих уровень коррупции, состояние государственного регулирования экономики, эффективность защиты прав собственности. Достигнуть постиндустриальной стадии развития с такими отсталыми институтами практически невозможно. По крайней мере, ни одной стране в мире этого еще не удавалось. Т.о., сетевой подход, подчеркивая возрастание значимости «горизонталей» в общественном развитии, обозначает ограничения иерархически организованного политико-административного управления, противопоставляя ему концепцию управления “governance”, в которой интенсивность отношений государства и общества рассматриваются в качестве основы повышения эффективности публичного управления, с одной стороны, и его демократичности, с другой. Внедрение современных форм коммуникативных технологий, возрастание удельного веса проектно-сетевых форм гражданского участия способствовали увеличению вовлеченности граждан в разные формы взаимодействия с органами власти: они все чаще стремятся более активно принимать участие в формировании социально-политической «повестке дня». Сегодня можно уже четко выделить 4 основные группы интерактивных интернет-площадок в стране для формирования массовых гражданских инициатив и решения социально-значимых проблем в публичной сфере: – работа с обращениями граждан (краудсорсинг), краудфандинговые платформы, волонтерские сервисы, группы по обмену мнениями граждан. Средства массовой информации, социальные сети, блоги и иные средства онлайн-коммуникации позволяют в кратчайшие сроки аккумулировать значительные человеческие и финансовые ресурсы, подключать ресурс государства, бизнеса, всего общества для оперативного решения социальных задач. С апреля 2013 г. начал работать сайт Российской общественной инициативы (РОИ). За первый год на нем было опубликовано более 3500 инициатив. По состоянию на 2017 год на портале РОИ зарегистрировано более 11 тысяч общественных инициатив, на голосовании находилось около 2 тысяч. Портал РОИ является аналогом схожих порталов гражданских инициатив в европейских странах и США. Российский портал пока малоизвестен среди россиян, но имеет огромный потенциал для расширения своей роли в аккумулирования общественных инициатив[10]. Помимо этого за прошедшие четверть века в стране сложилась разветвленная система межсекторного партнерства. В целом, на сегодняшний день насчитываются более тысячи созданных представителями гражданской и деловой инициативы на региональном и местном уровнях механизмов МСП[11]. И все они являются в той или иной степени социальными новациями. Эти накопленные данные подтверждают выводы Т.И. Заславской, что многие структуры гражданского общества вполне заслуживают отнесения к массовой социально-инновационной активности. Размышляя о трансформационной структуре общества, она особо подчеркивает связь инновационного потенциала с развитием гражданского общества, отмечая обоюдный, двусторонний характер: «Чем выше инновационный потенциал общества, чем шире, свободнее, благополучнее и, следовательно, активнее средние и базовые слои общества, тем успешнее развиваются структуры гражданского общества. Развитие же этих структур, в свою очередь, позволяет индивидуальным силам новаторов сливаться в коллективную силу и волю, что делает их активность более эффективной»[12]. За прошедшие годы в России стал формироваться более высокий и осознанный интерес к социально-политическим процессам и гражданскому участию. Он связан со вступлением в активную фазу молодого постсоветского поколения и появлением городского среднего класса. По мнению В.В. Петухова, этот слой «самодостаточных россиян» начинает формировать свою систему представлений о перспективах развития России, о базовых принципах социальной справедливости, о современном видении политической демократии. По данным исследований ИС РАН за 2016 г. объем этой самодостаточной части населения начитывает коло 40%, среди которых почти 70% ориентируются на демократическую перспективу России[13]. Именно молодой сегмент гражданского общества формирует уже рациональный формат отношения к политическим процессам, И впервые начинает говорить о неэффективности власти. Хотя большая часть гражданского общества ждет от власти справедливости, и ее требования носят скорее морально-нравственный, нежели политический характер. Эти люди готовы подчиняться, готовы выполнять законы, и для них государственность является наивысшей ценностью при условии, что власть справедлива и отзывчива[14]. Суммируя, можно сказать, что переход к трансформации, основанной на инновационном типе развития, силами только государства и в интересах только элитных групп, что было присуще большинству догоняющих модернизаций, в современных условиях не только не продуктивен, но и невозможен. Такого рода трансформация требует не урезанной, а полноценной реформы политической системы на основе открытости и соревновательности. Если мы ставим задачу мощного технологического рывка, повышения конкурентоспособности России на мировых рынках, то не следует забывать, что без конкуренции, в том числе, и политической, такого не бывает. России необходима политическая модернизация, обновление политической системы, перевод ее на инновационные рельсы развития, формирование и распространение политической культуры, современных и эффективных институтов, методов и практик, способных обеспечивать своевременное и адекватное реагирование системы на динамично меняющиеся параметры современной жизни. Конечная цель политической реформации – сформировать новый тип взаимодействия общества и власти, добиться того, чтобы население могло реально влиять на управленческие решения на всех уровнях власти. Основное в этом процессе - снять жесткие барьеры между государством и обществом, обеспечить тесное сотрудничество власти и населения. Для этого необходима модернизация соответствующих социальных и политических механизмов и институтов. Гражданское общество через различные формы самоорганизации, деловой и гражданской инициативы создает запрос на качественное изменение характера взаимодействия с властью и его главным институтом – государством[15]. Последнее должно перестать опасаться гражданского общества как субъекта перемен, а воспользоваться им как ресурсом развития. Для этого само государство должно стать более демократичным, открытым и современным. Объективно назрела потребность в переходе к модели общественно-государственного управления, когда управленческие решения и действия власти будут соизмеряться с возможностями и потребностями гражданского общества, зарекомендовавшего себя в качестве конструктивного партнера. И переход к модели общественно-государственного управления – это не просто фигура речи. Возросли требования к публичным услугам и общественному контролю за их качеством. Усиливается роль информационных технологий при формировании стратегий общественного развития, разработке алгоритма их решений. Расширяется спектр востребованных социальных услуг, представляемых некоммерческим сектором, и возрастает их конкурентность. Подъячев К.В. Социокультурные особенности российских локальностей как значимый фактор социального и политического развития в современных условиях Как указывал М.К. Горшков, «… совершенно очевидно, что по сравнению с большинством других, и прежде всего западных стран, Россия обладает особенностями, существенно затрудняющими анализ, оценку и прогноз направлений происходивших и происходящих в ней.. перемен»[16]. Для нас же вопрос заключается в том, каковы же эти особенности, и какой исследовательский инструментарий позволит выявить их наиболее полно. Методологической основой проведённых нами исследований послужили разработки П. Штомпки в области визуальной социологии, а также на теоретические построения И. Гофмана[17], Дж. Александера, Б. Гизена[18]. Методика представляла собой сочетание качественных методов (глубинных интервью и фокус-групп) с непосредственным наблюдением, визуальным анализом фотоматериалов, элементами интуитивного знания. Полученные данные дали комплексную картину социального развития российских локальных сообществ: (к ним мы относим муниципальные образования второго порядка: городские и сельские поселения). В дальнейшем эти данные (прежде всего корпус интервью) были проанализированы нами на предмет выявления характерных особенностей социальных действий, производимых респондентами. Поскольку наши респонденты большей частью – это или представители местной власти, или работники учреждений культуры и образования, или же гражданские активисты, – то есть люди, своими действиями формирующие социальный облик локальностей, то и на основании их интервью вполне можно делать выводы и об отличительных чертах социального действия вообще. Методологической основой анализа послужила разработанная О.В. Аксеновой концепция парадигмы социального действия[19]. В ней выделяются две модели социального действия – технологическая (или менеджерская) и акторская. Первая основана на процедуре и правилах, вторая – на достижительности и ценностях. Технологическая модель предполагает действие строго в рамках заранее заданной функции, в соответствии с максимально подробными (в идеале – пошаговыми) инструкциями; ответственность действующего субъекта ограничивается рамками функционала и не связана с результатом действия. Акторская модель опирается на ценности, задающие базовые рамки и желательную цель действия. Ответственность актора в ней абсолютна и напрямую связана с результатом. Главное достоинство менеджерской модели – она может быть институализирована, поскольку в ней личные качества исполнителей не имеют существенного значения. Недостаток – в том, что в ситуации равноценного выбора и в любой нештатной (не предусмотренной инструкцией) действующий субъект по сути теряет дееспособность. Достоинство акторской модели: возможность успешно реагировать на нештатную ситуацию. Недостаток – зависимость от личных качеств конкретного индивида, невозможность институциализации. Если в качестве «менеджера» может выступать почти любой индивид, определённым образом обученный, то актором может быть лишь тот, кто обладает некоторым набором личных качеств. Акторов нельзя обучить, их можно только выращивать. Эти модели – теоретические конструкты и в чистом виде они нигде не встречаются. Однако в каждом конкретном случае возможно эмпирически определить, в какой степени характерна для данного сообщества та или иная модель. О. Аксенова применила указанную модель для анализа деятельности российских профессионалов, мы же опробовали её в условиях российских регионов. Применив описанную выше методику сбора первичных данных, удалось выявить преобладание акторской модели социального действия прежде всего среди тех, кто формирует культурную среду локальных сообществ: педагогов, работников учреждений культуры и дополнительного образования. В меньшей степени, но также присуща она и многим управленцам, равно как и гражданским активистам. Преобладание акторской модели порождает в регионах ситуацию, когда акторы и институты существуют параллельно, притом, что основная деятельность по преобразованию действительности осуществляется акторами. Это создаёт впечатление, будто институты на местах неразвиты, декоративны, и там нет никакой активности и самоорганизации. Но акторы способствуют формированию институциональной среды, создавая оригинальные институты или трансформируя привнесённые. Примерами могут служить «феномен монастыря» или «феномен театра»[20], которые мы наблюдали неоднократно. Результаты деятельности акторов в локальных сообществах, различаясь в частностях, сходятся в главном: формирование культурной среды и сохранение традиции вопреки внешнему давлению и жизненным обстоятельствам. Каждый актор действует свободно и, как правило, независимо от других, но в силу общности ценностей, все вместе они достигают общего результата. При этом они обладают существенной особенностью: обладая характеристиками эффектора, по своим ценностным ориентациям гораздо больше похожи на интеграторов[21] в понимании Парсонса[22]. Соотнеся выше сказанное с понятием «активизма», введённым А. Турэном, можно видеть, что acteur Турэна интерпретируется прежде всего как революционер[23], а локальный актор (вполне активист, по Турэну) – скорее охранитель. Но мотивация «охранения» это не ретроградность, локальный актор весьма способен генерировать инновации, он весьма ориентирован на развитие. Но он не мыслит по шаблону «новое = лучшее». Инновации для него – это способ лучшей защиты от разрушения основы: ценностей и структуры своего локального сообщества. Таким образом, мы приходим к главному выводу: социокультурная среда российских локальных сообществ формируется местными акторами. Они в своей деятельности руководствуется ценностями, но поскольку эти ценности достаточно устойчивы, всякие инновации в конечном счёте вписываются в рамки традиции. Ядро традиции сохраняется, благодаря именно действиям актора, а не государственному (институциональному) давлению. Халий И.А. Согласие для развития: пройденный путь Путь к согласию начался давно, сразу после 1990-х. Сначала консолидацию общества пытались продвинуть сверху (от элит) при помощи лозунгов о необходимости модернизации, к которой было два подхода. Первый – равняемся на Запад как маяк цивилизации, но с российской спецификой и самостоятельностью – это условно «команда Путина». Второй – безоговорочная модернизация по западному образцу, даже при условии полной капитуляции как в 1990-е – условно «неолиберальная команда». Каждая команда набирает своих игроков из узкого круга носителей означенных и уже противостоящих позиций. Народ безмолвствует. Новый этап (где-то с 2010 г) стороны пытаются формировать более широкий круг игроков: Путин начинает обращаться к народу, но создает собственные структуры (ОНФ и т.п.), доступ в которые практически закрыт; неолибералы обращаются к отторгнутым «активистам» (это реально действовавшие до сих пор НКО, структуры, объявленные властями «иностранными агентами», создавая свои структуры – Гражданский Форум Кудрина, движение оппозиционеров внутри, а еще более четко за рубежами России, попытка мобилизации общества в 2011 г. Народ безмолвно голосует за Путина. Сегодня: путинская политика привлечь к модернизации (читай – к развитию и/или росту) более широкие слои общества, в результате востребованными оказываются молодые, талантливые «технократы», лидеры и успешные управленцы; неолибералы (условно во главе с Навальным) по-прежнему апеллируют к своему узкому кругу, в конечном счете, так же, как Путин, к элитным слоям. Народ все также безмолвствует в виду невозможности включиться в какую-нибудь деятельность, кроме протестной, от которой приходится удерживаться, ибо примеры Украины и пр. демонстрируют глубоко негативные результаты. Но для отстаивания своих конкретных прав и интересов гражданам все же приходится самоорганизовываться и осуществлять локальные протесты (как движение оного пункта), так как никаких других возможностей обнаружить им не удается. Происходящее в России и многих других странах привели Дж. Александера к следующему выводу: «Социальные системы не являются внутренне гомогенными, как иногда полагают, и нет никаких оснований для оптимистических заключений о неизбежности успеха модернизации. Во-первых, универсальные схемы, которые используются для понимания социальных изменений, не приносят быстрых результатов и не обязательно ведут к улучшению в идеалистической трактовке этого термина. Зачастую изменения происходят неожиданно, а их результаты убийственны. Во-вторых, даже если мы примем концептуальную схему, рисующую перспективы линейного развития, важно все же признать справедливость наблюдения Ницше о том, что исторический регресс возможен точно так же, как и прогресс, и что на самом деле он даже более вероятен»[24]. [1] Иванов М. Квалификацию работников проверят по закону // Коммерсант.ru. 17.04.2015. [Электронный ресурс]. URL: http://www.kommersant.ru/Doc/2710530 (дата обращения 17.04.2015). [2] Вслед за К. Поланьи, мы определяем маркетизацию общества как целенаправленную государственную политику внедрения морали, норм, правил и механизмов ценовой конкуренции во все нерыночные сферы жизнедеятельности общества. [3] В нашей стране «официальный старт» государственной политике маркетизации общества связывается с началом административно-государственной реформы (2003 г.). В целом политика маркетизации в РФ приобрела черты псевдолиберальной и квазирыночной, что усугубляет негативные социальные, политические, экономические эффекты отечественной версии эксклюзивного режима гражданства. [4]Путин В.В. Послание президента Федеральному Собранию РФ 1.03.2018. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/56957/work (проверено 16.03.2018) [5] Петухов В.В. «Повестка дня» современной России и видение ее перспектив ведущими экспертами страны. - Российское общество и вызовы времени. Книга пятая. Под ред. М.К. Горшкова и В.В. Петухова. М:Весь мир, 2017, с. 332-344. [6] Подробнее см: Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура / пер. с англ. под науч. ред. О. И. Шкаратана. М.: ГУ ВШЭ, 2000. С. 205; Красин Ю. Российская реформация: параметры, противоречия, перспективы. Saarbrucken: LAP Lambert Academic Publishing, 2015. c. 289-303. [7] Taylor G. The New Political Sociology. Power, Ideology and Identity in an Age of Complexity. N.Y.: Palgrave Macmillan, 2010, p. 56-57. [8]Гаман-Голутвина О.В. Авторитаризм развития или авторитаризм без развития: судьбы модернизации на постсоветском пространстве. - Вестник МГИМО. № 4. 2010. С. 77-85. [9] Иванова Н. Как оценить эффективность инновационной политики? – Инновационное развитие регионов. М.: ТПП-Информ, 2016, с. 42. [10] Никовская Л.И. Гражданский активизм и публичная политика в России: состояние и вызовы. Государство и граждане в электронной среде. Выпуск I (Труды XX Международной объединенной научной конференции «Интернет и современное общество», IMS-2017, Санкт-Петербург, 21-23 июня 2017 г. Сборник научных статей. СПб: Университет ИТМО, 2017, ISSN 541-979X.-С. 173. [11] Якимец В.Н. 2010. Проблемы оценки и мониторинга гражданского общества в регионах России.- Оценка состояния и развития гражданского общества России: Проблемы, инструменты и региональная специфика /Под ред. В.Н. Якимца. М.: КРАСАНД. (Труды ИСА РАН; Т. 57). С.15. [12] Заславская Т.И. 2004. Социетальная траснформация российского общества: Деятельностно-структурная концепция. М.: Дело. С.503. [13] Петухов В.В. Мировой кризис демократии и ее перспективы в российских «цветах» // Российское общество и вызовы времени. Книга пятая. Под ред. М.К. Горшкова и В.В. Петухова. М: Весь мир, 2017, с. 165-166. [14] Шестопал Е.Б. Политическая полиментальность в современной России. URL:: http://www.ng.ru/ng_politics/2013-03-19/11_shestopal.html [15] Никовская Л.,И., Якимец В.Н. Формирование и отстаивание общественных интересов в России: от «административной» к партнерской модели.- ПОЛИС. Политические исследования. 2015. № 5. С. 60. [16] Горшков М.К. Российское общество как оно есть. М.: Новый хронограф, 2011. С. 12. [17] Goffman E. Interaction Ritual. Garden City: Doubleday, 1967; Goffman E. Relations in Public. New York: Harper, 1971 [18] Alexander J., Giesen B., Mast J. Social Performance. Cambridge: Cambridge University Press. 2006 [19] Аксёнова О.В. Парадигма социального действия: профессионалы в российской модернизации. М.: ИС РАН, 2016. 304 с. [20] Суть их заключается в том, что монастырь создаёт св. угодник, театр – гениальный режиссёр, а после их ухода они продолжают существовать за счёт одного блеска великого имени, несмотря на то, что внутренняя структура их, персональный состав и сами коллективные отношения сильно изменились. [21] Чеснокова В.Ф. Язык социологии. М.: ОГИ, 2010. 544 с. С. 479-480 [22] Парсонс Т. О структуре социального действия. М.: Академический проект, 2000. 880 с. С. 468 [23] Турен А. Возвращение человека действующего. Очерк социологии. М.: Научный мир,1998. 204 с. С. 199. [24] Alexander J. The Meanings of Social Life: a Cultural Athropology. Oxford: Oxford University Press, 2003. p. 212