О концепциях понимания в коммуникации (Т.М. Дридзе посвящается)

«Счастье – это когда тебя понимают»

(Конфуций)

2 октября – день рождения Тамары Моисеевны Дридзе. Сегодня мы можем говорить, что она создала уникальную научную концепцию – семиосоциопсихологическую или, если прибегнуть к сегодняшним терминам, - концепцию понимания в сфере коммуникации. Всю свою научную жизнь она развивала, дополняла и совершенствовала свое детище, уточняла формулировки, поэтому кому-то ее творчество знакомо по самым первым работам (начало 60-х годов), кто-то знает ее в связи с Таганрогским проектом «Общественное мнение» (60-70 гг.), кто-то по еще более позднему времени. А кто-то и вовсе не знает.

Для многих ее термины и определения звучат сложно и непонятно, а в таком случае надо ли в них вникать, тем более что концепция малоизвестна, язык работ крайне сложный, а чтобы уследить авторскую мысль, надо напрягаться и читать-перечитывать. А если вникнешь – тут же либо удивление, либо и вовсе отторжение: какой такой константный смысл может быть в произведении (а ведь именно это следует из концепции!),  когда, как известно из общеизвестных и общепринятых постмодернистских теорий, «автор умер», а «смыслов должно быть много»? И вообще, она же тексты изучала (на самом деле – текстовую деятельность, а понятие «текст» рассматривала расширительно),  а в таком случае при чем тут социология и социальные процессы? И какие такие «социоментальные группы», или «группы сознания», когда критерии по дифференциации групп в социологии давно сложились?

В конце своего жизненного пути Борис Андреевич Грушин говорил о «горьком вкусе невостребованности». Эту горечь сполна вкусила и Т.М., коллега Б.А. по проекту «Общественное мнение». И дело не в должностях, званиях  и публикациях – здесь у нее, как говорится, сложилось. Непросто, через серию преодолений на грани подвига, но все же сложилось.  Дело в общей и хронической невостребованности разработанной ею концепции, научную, социальную и общегражданскую значимость которой она прекрасно понимала. Вот с таким внутренним диссонансом и жила.

…Часть полученных результатов  широко прорекламированного в СМИ проекта "Общественное мнение" вызвала у идеологов советской пропаганды шоковую реакцию: здесь впервые,  по разработанной Т.М. методике, провели оценку качества понимания смысловых доминант в предложенной респондентам газетной статье на производственно-экономическую тематику. Оказалось, что адекватное (такое, как есть на самом деле) понимание самого главного, что хотел сказать автор статьи (или стремление к такому пониманию) обнаружила только небольшая часть привлеченных к исследованию респондентов (обобщенная цифра составила 14%)! И это в то время, когда эффективность журналистики связывалась прежде всего с идеологическом влиянием: считалось, что включенная в материал пропагандистская нагрузка должна еще раз убедить в ее правомочности тех, кто изначально был с нею согласен, создать нужную установку у нейтральной части аудитории и кардинально изменить мировоззрение у тех, кто придерживался противоположной позиции. При этом возможности неуспеха даже не рассматривались: есть в материале идеология – значит, все в поярке. Исследование же показало, что идеологической момент у огромного числа респондентов  попросту остался вне зоны адекватного понимания, причем  не из-за злостного умысла или несогласия, а попросту в связи с ментальными особенностями: мы, люди, в массе своей именно так и воспринимаем. С той поры проведено немало исследований по тем же самым методикам, а некоторые и с тем самым газетным текстом, вот и сейчас подобное идет, а обобщенный результат практически не меняется.

Но вернемся к реакции на результаты проекта «Общественное мнение». Поскольку ни к научному уровню исследования, ни к авторитету ученых претензий не нашлось, заказчик, а это был ни много ни мало, а отдел пропаганды ЦК КПСС, отчет принял, в СМИ  появились хвалебные отзывы, хотя уже не такие громкие, как до начала проекта. Материалы проекта были опубликованы в научных изданиях небольшим тиражом, однако и новая методика, и принципиально новый, не имеющий аналогов в мире исследовательский подход оказались в зоне глухой невостребованности.

Примерно в это же время Т.М. защитила докторскую диссертацию, и по материалам  диссертации, вкупе с данными вышеназванного проекта, в академическом издательстве «Наука» в 1984 году вышла монография «Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации: проблемы семиосоциопсихологии». Именно так и было заявлено в аннотации – «новое научное направление – семиосоциопсихология». Несколько позже появились и подробные программы учебного курса, который автор предлагал использовать в вузах при преподавании учебных дисциплин, связанных с коммуникацией. Главной задачей нового учебного курса было научение, и на теоретическом, и на практическом уровнях, адекватному пониманию в сфере коммуникации, при котором происходит взаимопонимание между общающимися сторонами.    

Казалось бы, что может быть лучше: в мире науки появилась новая отечественная концепция, прошедшая апробацию в широко известном проекте, а в гуманитарной сфере, как известно, это случается нечасто. Однако и в Стране Советов,   и за рубежом в это время была нужда не в формулах понимания и взаимопонимания, а в концепциях, допускающих методы воздействия и влияния (конечно же, для благих,  с точки зрения коммуникатора, целей). Добавим, что в это же время мир вступал в полосу постмодерна, что привело к широкому распространению идей множественности смыслов, «смерти автора» и целесообразности массового появления «интерпретирующей личности»; такие заявления рассматривались (и продолжают рассматриваться) как единственно верные не только в сферах массовой информации и массовой культуры, но и в самых различных отраслях гуманитарной науки, в том числе в системе образования.

Тут надо сделать небольшое отступление и объяснить специфику теоретического аспекта семиосоциопсихологической концепции: утверждение о константности смысла правомочно только для целостных, завершенных произведений, таких, которые уже запечатлены на материальных носителях (любых). Множественны только «картины мира», возникающие в результате восприятия этих произведений, что естественно и объяснимо: сколько людей – столько и личностных «картин мира». Поэтому если «развести» две ментальные процедуры: понимание коммуникативной интенции (то есть смысла произведения) и – складывающиеся в результате восприятия этого произведения смыслы личностных «картин мира», то никакого противоречия с главными постулатами постмодернистских концепций не будет, а будет адекватное ориентирование в коммуникации. Воспринимающая личность, конечно же, может и должна иметь свою точку зрения, но при этом понимать и то, что именно хотел сказать, выразить, передать автор. А ежели интерпретировать, то есть сначала понять, а уже потом интерпретировать. 

Надо сказать, что Т.М. крайне отрицательно относилась к распространению и внедрению в    коммуникативную практику, а, значит, и в социокультурную среду,  постмодернистских методов и подходов: их действие, по ее утверждению,    не только «разрушает принципы подлинного диалога», который является «главным условием выживания людей и человеческих сообществ», но и дает возможность манипулировать общественным мнением и сознанием людей. «Правильная (адекватная) интерпретация коммуникативной интенции партнера, а не вариативная открытая система толкований, когда добиться единственно правильной интерпретации невозможно, представляется… моментом весьма существенным в обеспечении успешного межкультурного общения и даже выживания людей и человеческих сообществ… Недооценка колоссальных этических, эстетических, социально-экологических, экономических, гражданских и иных потерь, связанных с распространившейся “модой на разночтения”, социально опасна».

На фоне современных информационных войн и той вакханалии транслируемых «извне» смыслов, которую мы наблюдаем, пророческие слова, не правда ли?

По сути дела, во всех  ее работах предлагается и обосновывается универсальная формула ментальных процессов в сфере коммуникации. Знание этой формулы помогает, во-первых, коммуникатору  в поисках понятного для аудитории способа  донесения своей интенциональности, во-вторых – помогает представителю аудитории адекватно понять подлинный смысл воспринятого произведения (даже если он по каким-то причинам неявный) и, в-третьих, позволяет социальному исследователю прослеживать следы ментальных процессов респондентов при восприятии, что и дает основание для дифференциации по социоментальным признакам.  Плюсов и возможностей, открывающихся при освоении и использовании этой формулы, множество: это и честная, открытая коммуникация в социокультурном пространстве, и массовое социоментальное развитие наших современников, и возможность для исследователя на основании изучения реакций представителей разных социоментальных групп объяснять и прогнозировать социальные процессы.    

У Т.М. было особого рода коллекционирование: целая полка в книжном шкафу, я сама ее видела и даже пополняла, где были собраны работы, использующие положения и подходы ее концепции, причем без ссылки на источники, а некоторые работы даже с уникальными семисоциоциопсихологическим  терминами и определениями! Но что она могла сделать, в той полосе невостребованности и незаинтересованности, в которой буквально задыхалась (неверно было бы судить о прямой взаимосвязи, но временами у нее случались приступы астмы)? 

Очень хорошо помню наш разговор после одной из конференций. Все прошло удачно, мы в небольшом составе обсуждали прошедшие выступления. Но что-то, неверное, все же не прозвучало, потому что вдруг она, глядя куда-то «мимо»,  в совсем не похожей для себя манере сказала: «Вы поймете…». «Что Вы имеете в виду?» – я решилась уточнить. «Вы поймете…», - повторила она задумчиво, все так же глядя вдаль.